![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
1svetkaЧитаю я сейчас Юрского, "Все время жара".
Там есть несколько вещей, которые просто сваливают с ног от хохота. Две, короткие, не поленюсь перепечатать.
А вы не поленитесь прочитать ;-)
Первая, подлиннее:
Случай с Павлом Осиповичем Нестроевым
Павел Осипович внешне напоминал... а впрочем, вы же его наверняка знаете, так что ж тут рассказывать, расписывать? Павел Осипович сейчас уже, конечно, не тот, что был раньше. Но и тогда, в те незабываемые годы, ни красотой, но статью не блистал. Робость! Это был, если так можно выразиться, его конек! Впрочем, так выразиться нельзя. Ладно, оставим это и займемся сутью.
Итак, робость! Но вопрос - откуда она взялась, эта робость? С чего все началось? Вот об этом и речь.
А дело было 12 февраля 1964 или 65 года, сейчас уже точно не помню. Но твердо знаю, что в четверг. Павлу Осиповичу (может, не поверите?) - тогда еще полному сил, с шикарной шевелюрой на голове, в хорошей утепленной ковбойке и однобортном (производстав ГДР) пиджаке в широкую серую полоску - замерцало вдали получение от предприятия двухкомнатной квартиры. Надо было начинать пробовать стараться собирать разные и очень многочисленные справки. И вот он пришел в одно очень большое учреждение добыть весьма хитроумную справку, касающуюся постановки на очередь по району его покойной матери, педагога по профессии, как пенсионерки и в связи со смертью отчима при наличии претензий со стороны его первой семьи, хотя квартира и коммунальная, но с раздельным лицевым счетом. Вот.
И вот 12 февраля, в четверг... (я ведь почему знаю, что в четверг, - потому что он еще подумал: зайду в четверг, а если что не заладится, то опять приду в пятницу, чтоб успеть до субботы). Так вот, 12 февраля, в четверг, в 64 году... или в 65-м... это можно проверить - когда было четвергом 12 февраля - либо в 64-м, либо в 65-м.
Так вот, приходит он в четверг за справкой и, конечное дело, сильно волнуется. Хотя робости - такой, настоящей робости, как вот сейчас, тогда еще не было. Поднялся он на третий этаж в канцелярию, сунулся в 304 комнату, а там девица из-за стола как рявкнет: "День неприемный! Завтра приходите!"
Павел Осипович ушел. А на следующий день - в пятницу, значит, уже - пришел к самому открытию, и тут уже не просто волнуется, а даже нервно трясется. Потому что пятница! А завтра все, конец - суббота! - нерабочий день! и не то чтобы так уж срочно нужна была эта справка, а просто... справок-то этих тысячи, и если за каждой вот так... и все в разных концах города... ну, одним словом... трясется Павел Осипович... и... пятница.
Заходит в 304 кабинет. Та же девица, но на этот раз довольно вежливо, говорит: "Чего вам надо? Какой у вас вопрос? Садитесь..." Павел Осипович вынул из папки кучу разных справок, доказывающих его право получить эту справку. Девица поглядела и говорит: "С этим вопросом вам надо на четвертый этаж... вот... к товарищу..." - пишет что-то на бумажке и протягивает бумажку Павлу Осиповичу. Павел Осипович поблагодарил девицу и вышел.
В коридоре развернул бумажку и прочел:
каб. 418
т. Говёнщиков
Немного его смутили эти точки над буквой "е", но, делать нечего, поднялся на четвертый этаж. Постучал. Приятный глубокий баритон говорит из-за двери: "Да, да!"
Вошел Павел Осипович и видит - сидит за столом крепкий, широкий в плечах человек с большой лысоватой головой и что-то пишет. Долго пишет, потом поправляет, отлистывает обратно, сопоставляет и опять пишет. Павел Осипович еще и еще раз глянул в бумажку, кашлянул и говорит: "Товарищ Говёнщиков?"
- ГовенщикОв, слушаю вас! - говорит человек и поднимает на Павла Осиповича холодные глаза.
Ах ты, господи, все-таки, значит, точки над "е" не зря смутили! Зачем же она точки эти поставила? Павел Осипович достал свои бумаги. Человек за столом поглядел, покивал головой утвердительно - видно, проблема ему понятна и близка. Сердце у Павла Осиповича радостно заколотилось. А Говенщиков и говорит:
- Это вам надо в общий отдел на шестой этаж к товарищу... вот я вам напишу... - и пишет на бумажке.
Павел Осипович вошел в лифт и прочел на листке:
тов. Слабохеров
каб. 653
У Павла Осиповича появилась какая-то странная сухость во рту. в 653-м никого не было. Павел Осипович сел на скамеечку рядом с дверью и стал ждать. Мимо несколько раз прошел молодой кучерявый человек, поглядел на Павла Осиповича внимательно, но вошел в другой кабинет. Потом оттуда вышел и опять поглядел. Прошел было мимо, но остановился и смотрит. Павел Осипович поднялся со скамейки, глянул для надежности в бумажку и спрашивает: "Товарищ СлабохЕров?"
- СлабОхеров, слушаю вас! - поправляет его кучерявый.
Павел Осипович стал раскладывать на банкетке документы.
- Да вы проходите, чего ж тут-то? - сказал кучерявый.
Сказал вроде вежливо, но с каким-то печальным вздохом и с примесью некоторой даже угрозы.
Вошли в кабинет, расположились у стола, разложили бумаги.
- А-а! Понимаю... - Слабохеров с тонкой и немного зловещей улыбкой покачивал головой. - Понимаю!
Павлу Осиповичу вдруг померещилось, что и покойная матушка его, и отчим были втайне отъявленными преступниками, да и сам он себе показался субъектом подозрительным и нечистоплотным.
- Ну, тут все просто, - вздохнул и почему-то совсем опечалился Слабохеров. - Я вам сейчас напишу... (Ой! - не поверил своим ушам Павел Осипович...) Я вам сейчас напишу... к кому обратиться, и там вам все оформят, если время... (тут он взглянул на циферблат наручных часов), нет, время еще не вышло. Но торопитесь! Сегодня пятница - там только до обеда. Это, значит, второй будет этаж... комната... - Слабохеров совсем по-ученически высунул язык набок и стал старательно писать на бумажке.
- Только вы мне имя и отчество напишите, - рискнул сказать Павел Осипович Нестроев. - Кого там спросить?
- Имя-отчество? - поднял глаза Слабохеров. - Ладно. Пожалуйста. - И снова высунул язык и что-то приписал. Потом сложил бумажку и протянул Павлу Осиповичу.
- Спасибо!
Время шло к 12. А в 12:30 - обед. Павел Осипович долго жал на кнопки лифта. Но лифт не шел. Побежал к мраморным ступенькам высоких этажей, на ходу развернул бумажку и... остановился. Было написано:
каб.211
т. Взбздоев
Аджимартат Иркасмакулович
"Да не буду я никого спрашивать! - думал Павел Осипович, прыгая вниз через две ступеньки. - Скажу: здравствуйте, вот мои бумаги, мне нужна справка... и кончено."
У кабинета 211 была очередь.
- Кто последний?
Последний, как водится, отошел. Но перед ним был еще предпоследний... который тоже отошел. Отошел не в смысле "умер", а в смысле поперся в другой кабинет, или в буфет, или в туалет... ну, тут уж я действительно не знаю. За достоверность всего остального я головой ручаюсь, а тут, врать не буду, не знаю.
В десять минут первого подошла очередь Павла Осиповича, и он вбежал в кабинет 211. Оказалось, правда, что это не кабинет, а целый зал, и в нем за разными столами человек пятнадцать служащих и еще столько же посетителей.
- Вы к кому? - спросила девушка на входе.
- Мне справку, я... вот документы, тут все... мне товарищ Слабохеров...
- Слабохеров - шестой этаж.
- Я знаю, - заторопился Павел Осипович. - Я уже был там, и он меня послал...
- К кому? - Девица выжидательно склонилась над бумагой и ручку уже нацелила, чтобы записать фамилию. - К кому?
- Да он сказал - кабинет 211... - Павел Осипович уже разворачивал записку.
- Но здесь-то к кому вам надо?
- Я не знаю... мне товарищ Слабохеров написал...
- Да не имеет значения, что он там написал. Вам-то самому к кому надо?
- Вот! - Павел Осипович развернул дрожащими пальцами бумажку, но эта оказалась та, первая, с Говенщиковым. - Нет, не то! Подождите! - сказал Павел Осипович.
- Ну что вы в самом деле! Там очередь, а у нас обед через пятнадцать минут. Разберитесь как-нибудь кто вам нужен!
- Бздюхов! - вскрикнул Павел Осипович и сразу, на звук, почувствовал и понял - не то! Не то сказал! А что? Что? Где бумажка? Там было написано это чудовищное имя и отчество... и фамилия... как же ее... и фамилия... да нет, правильно: - Бздюхов!!! - опять крикнул Павел Осипович.
Вот представляете, если тридцать человек одновременно говорят, а потом в одну секунду все тридцать прекращают говорить, - вот представляете, какая тогда тишина? Вот такая тишина наступила в комнате 211 после вскрика Павла Осиповича. А сам Павел Осипович подумал, что вот сейчас на его голову обрушится потолок и вместе s потолком секретарша из 304-го, товарищ Говенщиков с кабинетом 418 и Слабохеров со всем шестым этажом.
- Спохватились! - сказала дежурная девушка. - Вы не знаете, что ли?
- Взбздоев! - как молния сверкнула в голове Павла Осиповича нужная фамилия. - Никакой не Бздюхов, а Взбздоев!
Но Павел Осипович ничего не успел произнести, потому что девушка сказала строго:
- Товарищ Бздюхов Игорь Николаевич уже год как замначальника нашего управления. К нему и поезжайте - на Марины Расковой, 6, строение 2.
Вот тут-то Павел Осипович и оробел. Оробел на годы. На десятилетия. Навсегда. И перестройка не помогла.
Потому что кадры те же.
Вторая, совсем коротенькая:
Случай с Марией Николаевной Холодовой
Тут все дело в позе. Ее надо себе очень точно и подробно представить.
Пришел странный почтальон: в плохих тяжелых ботинках и с тяжелой же, но не плохой сумкой.
Мария Николаевна открыла ему и, увидев молодого, но безободного парня с плохо растущей бородкой, практически безбородого, хотя и не брившегося отроду, сделала ему рукой такой вроде приглашающий войти жест, дескать, чего стоять на пороге?
Но странный вежливый парень не хотел топтать хороший пол и аккуратные коврички. Он стоял - вот тут внимание! - он стоял на лестнице у дверного косяка на одной (левой) ноге, правая же (нога), приподнятая, поддерживала снизу коленом тяжелую почтовую сумку.
Подбородком, прижатым к шее, почтарь удерживал несколько верхних газет и бумаг, а руки его, подробно, ловко, но пока без результата перебирали другие тексты, посылы, конверты, газеты.
Как у всякого человека, придерживающего что-нибудь подбородком, рот у него был открыт в несколько мучительной гримасе. Стоять на одной левой ноге было трудно. Поэтому правым плечом почтарь опирался на косяк двери.
Весь он был погружен в свое нужное дело поиска, поэтому говорил хоть и внятно, и громко, но медленно и как бы по слогам:
"Это... ведь... квар-ти-ра 8?"
"Восемь", - только и сказала Мария Николаевна.
"Во-семь... - повторил странный почтарь, медленно перебирая быстрыми пальцами бумаги. - Во-семь! Та-ак! Холодова. Хо-ло-до-ва. Мария Николаевна Хо-ло-до-ва... Вот! (пальцы остановились). Вам... пришел... пиз...-дец!"
Там есть несколько вещей, которые просто сваливают с ног от хохота. Две, короткие, не поленюсь перепечатать.
А вы не поленитесь прочитать ;-)
Первая, подлиннее:
Случай с Павлом Осиповичем Нестроевым
Павел Осипович внешне напоминал... а впрочем, вы же его наверняка знаете, так что ж тут рассказывать, расписывать? Павел Осипович сейчас уже, конечно, не тот, что был раньше. Но и тогда, в те незабываемые годы, ни красотой, но статью не блистал. Робость! Это был, если так можно выразиться, его конек! Впрочем, так выразиться нельзя. Ладно, оставим это и займемся сутью.
Итак, робость! Но вопрос - откуда она взялась, эта робость? С чего все началось? Вот об этом и речь.
А дело было 12 февраля 1964 или 65 года, сейчас уже точно не помню. Но твердо знаю, что в четверг. Павлу Осиповичу (может, не поверите?) - тогда еще полному сил, с шикарной шевелюрой на голове, в хорошей утепленной ковбойке и однобортном (производстав ГДР) пиджаке в широкую серую полоску - замерцало вдали получение от предприятия двухкомнатной квартиры. Надо было начинать пробовать стараться собирать разные и очень многочисленные справки. И вот он пришел в одно очень большое учреждение добыть весьма хитроумную справку, касающуюся постановки на очередь по району его покойной матери, педагога по профессии, как пенсионерки и в связи со смертью отчима при наличии претензий со стороны его первой семьи, хотя квартира и коммунальная, но с раздельным лицевым счетом. Вот.
И вот 12 февраля, в четверг... (я ведь почему знаю, что в четверг, - потому что он еще подумал: зайду в четверг, а если что не заладится, то опять приду в пятницу, чтоб успеть до субботы). Так вот, 12 февраля, в четверг, в 64 году... или в 65-м... это можно проверить - когда было четвергом 12 февраля - либо в 64-м, либо в 65-м.
Так вот, приходит он в четверг за справкой и, конечное дело, сильно волнуется. Хотя робости - такой, настоящей робости, как вот сейчас, тогда еще не было. Поднялся он на третий этаж в канцелярию, сунулся в 304 комнату, а там девица из-за стола как рявкнет: "День неприемный! Завтра приходите!"
Павел Осипович ушел. А на следующий день - в пятницу, значит, уже - пришел к самому открытию, и тут уже не просто волнуется, а даже нервно трясется. Потому что пятница! А завтра все, конец - суббота! - нерабочий день! и не то чтобы так уж срочно нужна была эта справка, а просто... справок-то этих тысячи, и если за каждой вот так... и все в разных концах города... ну, одним словом... трясется Павел Осипович... и... пятница.
Заходит в 304 кабинет. Та же девица, но на этот раз довольно вежливо, говорит: "Чего вам надо? Какой у вас вопрос? Садитесь..." Павел Осипович вынул из папки кучу разных справок, доказывающих его право получить эту справку. Девица поглядела и говорит: "С этим вопросом вам надо на четвертый этаж... вот... к товарищу..." - пишет что-то на бумажке и протягивает бумажку Павлу Осиповичу. Павел Осипович поблагодарил девицу и вышел.
В коридоре развернул бумажку и прочел:
каб. 418
т. Говёнщиков
Немного его смутили эти точки над буквой "е", но, делать нечего, поднялся на четвертый этаж. Постучал. Приятный глубокий баритон говорит из-за двери: "Да, да!"
Вошел Павел Осипович и видит - сидит за столом крепкий, широкий в плечах человек с большой лысоватой головой и что-то пишет. Долго пишет, потом поправляет, отлистывает обратно, сопоставляет и опять пишет. Павел Осипович еще и еще раз глянул в бумажку, кашлянул и говорит: "Товарищ Говёнщиков?"
- ГовенщикОв, слушаю вас! - говорит человек и поднимает на Павла Осиповича холодные глаза.
Ах ты, господи, все-таки, значит, точки над "е" не зря смутили! Зачем же она точки эти поставила? Павел Осипович достал свои бумаги. Человек за столом поглядел, покивал головой утвердительно - видно, проблема ему понятна и близка. Сердце у Павла Осиповича радостно заколотилось. А Говенщиков и говорит:
- Это вам надо в общий отдел на шестой этаж к товарищу... вот я вам напишу... - и пишет на бумажке.
Павел Осипович вошел в лифт и прочел на листке:
тов. Слабохеров
каб. 653
У Павла Осиповича появилась какая-то странная сухость во рту. в 653-м никого не было. Павел Осипович сел на скамеечку рядом с дверью и стал ждать. Мимо несколько раз прошел молодой кучерявый человек, поглядел на Павла Осиповича внимательно, но вошел в другой кабинет. Потом оттуда вышел и опять поглядел. Прошел было мимо, но остановился и смотрит. Павел Осипович поднялся со скамейки, глянул для надежности в бумажку и спрашивает: "Товарищ СлабохЕров?"
- СлабОхеров, слушаю вас! - поправляет его кучерявый.
Павел Осипович стал раскладывать на банкетке документы.
- Да вы проходите, чего ж тут-то? - сказал кучерявый.
Сказал вроде вежливо, но с каким-то печальным вздохом и с примесью некоторой даже угрозы.
Вошли в кабинет, расположились у стола, разложили бумаги.
- А-а! Понимаю... - Слабохеров с тонкой и немного зловещей улыбкой покачивал головой. - Понимаю!
Павлу Осиповичу вдруг померещилось, что и покойная матушка его, и отчим были втайне отъявленными преступниками, да и сам он себе показался субъектом подозрительным и нечистоплотным.
- Ну, тут все просто, - вздохнул и почему-то совсем опечалился Слабохеров. - Я вам сейчас напишу... (Ой! - не поверил своим ушам Павел Осипович...) Я вам сейчас напишу... к кому обратиться, и там вам все оформят, если время... (тут он взглянул на циферблат наручных часов), нет, время еще не вышло. Но торопитесь! Сегодня пятница - там только до обеда. Это, значит, второй будет этаж... комната... - Слабохеров совсем по-ученически высунул язык набок и стал старательно писать на бумажке.
- Только вы мне имя и отчество напишите, - рискнул сказать Павел Осипович Нестроев. - Кого там спросить?
- Имя-отчество? - поднял глаза Слабохеров. - Ладно. Пожалуйста. - И снова высунул язык и что-то приписал. Потом сложил бумажку и протянул Павлу Осиповичу.
- Спасибо!
Время шло к 12. А в 12:30 - обед. Павел Осипович долго жал на кнопки лифта. Но лифт не шел. Побежал к мраморным ступенькам высоких этажей, на ходу развернул бумажку и... остановился. Было написано:
каб.211
т. Взбздоев
Аджимартат Иркасмакулович
"Да не буду я никого спрашивать! - думал Павел Осипович, прыгая вниз через две ступеньки. - Скажу: здравствуйте, вот мои бумаги, мне нужна справка... и кончено."
У кабинета 211 была очередь.
- Кто последний?
Последний, как водится, отошел. Но перед ним был еще предпоследний... который тоже отошел. Отошел не в смысле "умер", а в смысле поперся в другой кабинет, или в буфет, или в туалет... ну, тут уж я действительно не знаю. За достоверность всего остального я головой ручаюсь, а тут, врать не буду, не знаю.
В десять минут первого подошла очередь Павла Осиповича, и он вбежал в кабинет 211. Оказалось, правда, что это не кабинет, а целый зал, и в нем за разными столами человек пятнадцать служащих и еще столько же посетителей.
- Вы к кому? - спросила девушка на входе.
- Мне справку, я... вот документы, тут все... мне товарищ Слабохеров...
- Слабохеров - шестой этаж.
- Я знаю, - заторопился Павел Осипович. - Я уже был там, и он меня послал...
- К кому? - Девица выжидательно склонилась над бумагой и ручку уже нацелила, чтобы записать фамилию. - К кому?
- Да он сказал - кабинет 211... - Павел Осипович уже разворачивал записку.
- Но здесь-то к кому вам надо?
- Я не знаю... мне товарищ Слабохеров написал...
- Да не имеет значения, что он там написал. Вам-то самому к кому надо?
- Вот! - Павел Осипович развернул дрожащими пальцами бумажку, но эта оказалась та, первая, с Говенщиковым. - Нет, не то! Подождите! - сказал Павел Осипович.
- Ну что вы в самом деле! Там очередь, а у нас обед через пятнадцать минут. Разберитесь как-нибудь кто вам нужен!
- Бздюхов! - вскрикнул Павел Осипович и сразу, на звук, почувствовал и понял - не то! Не то сказал! А что? Что? Где бумажка? Там было написано это чудовищное имя и отчество... и фамилия... как же ее... и фамилия... да нет, правильно: - Бздюхов!!! - опять крикнул Павел Осипович.
Вот представляете, если тридцать человек одновременно говорят, а потом в одну секунду все тридцать прекращают говорить, - вот представляете, какая тогда тишина? Вот такая тишина наступила в комнате 211 после вскрика Павла Осиповича. А сам Павел Осипович подумал, что вот сейчас на его голову обрушится потолок и вместе s потолком секретарша из 304-го, товарищ Говенщиков с кабинетом 418 и Слабохеров со всем шестым этажом.
- Спохватились! - сказала дежурная девушка. - Вы не знаете, что ли?
- Взбздоев! - как молния сверкнула в голове Павла Осиповича нужная фамилия. - Никакой не Бздюхов, а Взбздоев!
Но Павел Осипович ничего не успел произнести, потому что девушка сказала строго:
- Товарищ Бздюхов Игорь Николаевич уже год как замначальника нашего управления. К нему и поезжайте - на Марины Расковой, 6, строение 2.
Вот тут-то Павел Осипович и оробел. Оробел на годы. На десятилетия. Навсегда. И перестройка не помогла.
Потому что кадры те же.
Вторая, совсем коротенькая:
Случай с Марией Николаевной Холодовой
Тут все дело в позе. Ее надо себе очень точно и подробно представить.
Пришел странный почтальон: в плохих тяжелых ботинках и с тяжелой же, но не плохой сумкой.
Мария Николаевна открыла ему и, увидев молодого, но безободного парня с плохо растущей бородкой, практически безбородого, хотя и не брившегося отроду, сделала ему рукой такой вроде приглашающий войти жест, дескать, чего стоять на пороге?
Но странный вежливый парень не хотел топтать хороший пол и аккуратные коврички. Он стоял - вот тут внимание! - он стоял на лестнице у дверного косяка на одной (левой) ноге, правая же (нога), приподнятая, поддерживала снизу коленом тяжелую почтовую сумку.
Подбородком, прижатым к шее, почтарь удерживал несколько верхних газет и бумаг, а руки его, подробно, ловко, но пока без результата перебирали другие тексты, посылы, конверты, газеты.
Как у всякого человека, придерживающего что-нибудь подбородком, рот у него был открыт в несколько мучительной гримасе. Стоять на одной левой ноге было трудно. Поэтому правым плечом почтарь опирался на косяк двери.
Весь он был погружен в свое нужное дело поиска, поэтому говорил хоть и внятно, и громко, но медленно и как бы по слогам:
"Это... ведь... квар-ти-ра 8?"
"Восемь", - только и сказала Мария Николаевна.
"Во-семь... - повторил странный почтарь, медленно перебирая быстрыми пальцами бумаги. - Во-семь! Та-ак! Холодова. Хо-ло-до-ва. Мария Николаевна Хо-ло-до-ва... Вот! (пальцы остановились). Вам... пришел... пиз...-дец!"
Tags: